The Guardian, Великобритания


 В понедельник три года назад я стоял на киевском Майдане, среди палаток и баррикад, воздвигнутых участниками протеста. Наиболее упорные демонстранты еще находились на площади. Они отказывались ее покидать, пока правительство полностью не очистится от коррупции. С лотков вокруг продавали туалетную бумагу, на которой было изображено лицо российского президента Владимира Путина. В атмосфере чувствовалось напряжение.

На этой площади произошла украинская революция, свергнувшая в феврале 2014 года президента Виктора Януковича. Всего через два месяца, ранней весной, пророссийские сепаратисты захватили ряд правительственных зданий на Восточной Украине. К июлю между ними и украинской армией разгорелись бои. На Майдане ходили слухи о войне на востоке страны. И тут появилась новость об упавшем самолете.

Подробностей сперва почти не было, но скоро стало известно, что это был лайнер Malaysia Airlines, выполнявший рейс MH17 из Амстердама в Куала-Лумпур, и что он был сбит. Погибли все, кто был на борту, — 283 пассажира и 15 членов экипажа.

Политические последствия случившегося были огромны. До этого на Украине гибли в основном российские и украинские военные. Теперь конфликт унес жизни более 200 мирных жителей из Евросоюза и не только.

Дэвид Кэмерон, бывший в то время британским премьер-министром, высказался недвусмысленно. «Эта чудовищная трагедия ставит президента Путина перед четким выбором. Я надеюсь, что он воспользуется моментом, чтобы выйти из этого опасного и продолжающего усугубляться кризиса, прекратив оказывать поддержку сепаратистам», — заявил он в своем обращении к Палате общин.

Однако, несмотря на грозные слова, Кэмерон мало что сделал. В этом и заключается проблема. Когда был сбит MH17, была создана международная следственная группа, которая должна была точно выяснить, что произошло. В прошлом году она заключила, что из России на контролируемый повстанцами восток Украины прибыл зенитный ракетный комплекс «Бук», который сбил малайзийский самолет и в тот же день вернулся обратно. Виновность Москвы не вызывала сомнений.

Однако за три года никого не только не привлекли к ответственности, но даже не арестовали. Тем временем родственники 298 жертв продолжают скорбеть о погибших и не видят впереди никакой справедливости.

Трагедия MH17 демонстрирует две вещи: во-первых, все более агрессивная Россия со временем порождает больше, а не меньше проблем. Пока мир отворачивается от украинского конфликта, она продолжает буйствовать. Во-вторых, мы — то есть Запад и особенно Британия, — тоже причастны к происходящему.

Именно в лондонском Сити Россия отмывает свои грязные деньги. Как пишет Бен Джуда (Ben Judah), автор доклада «Проклятие клептократии» («The Kleptocracy Curse»): «В Лондоне встречаются две мощных тенденции: взлет оффшорной финансовой системы и взлет глобализованного авторитаризма».

Путин и окружающие его элиты воплощают собой именно этот глобализованный авторитаризм. По данным Джуды, финансовая система Лондона служит столицей российского отмывания денег. Управление финансового надзора перед своим роспуском оценивало, что на долю отмывания денег приходятся 3,6% британского ВВП. Как рассказал мне Джуда, оффшорные компании отмывают в Лондоне грязные деньги в первую очередь через недвижимость. Сейчас анонимным оффшорным фирмам принадлежат более 37 000 объектов столичной недвижимости, занимающие более 2,25 квадратной мили. Национальное агентство по борьбе с преступностью предупреждает, что размах отмывания денег в Лондоне представляет «стратегическую угрозу для экономики и репутации Британии».

Представители кремлевских элит владеют нашими особняками. Их дети ходят в наши лучшие школы. Они покупают наши произведения искусства и наши футбольные клубы. Они платят нашим юристам. Российское влияние в Британии сейчас больше, чем оно когда-либо было в период холодной войны. И если формальное осуждение своих действий на Украине Москва готова терпеть, то о решительных мерах речь даже не идет: «Наши люди контролируют изрядную часть вашего капитала и связанных с ним институтов, поэтому лучше вам с нами не связываться».

Такая ситуация неприемлема. Британия должна дать отпор — и, говоря по чести, она уже сейчас делает в этом отношении больше, чем многие другие европейские страны. Однако этих усилий все равно недостаточно. Положение дел нужно менять. Во-первых, мы должны вновь подтвердить нашу верность европейскому единству — даже в эпоху Брексита. Только единая Европа может бороться с Кремлем. Во-вторых, мы должны пересмотреть режим финансового регулирования. В этой области правильную политику предлагают лейбористы.

Нам следует немедленно запустить национальную программу по разработке стратегии, направленной на борьбу с уклонением от налогов и клептократией.

Нельзя позволять вести дела или владеть активами в Британии ни одной анонимной компании. Правительство должно срочно создать публичный реестр всех трастов — с указанием активов и бенефициаров. Во всех случаях главной целью должно стать повышение прозрачности. Разумеется, это не излечит Лондон от повальной коррупции. Но нам надо с чего-то начинать.

В свое время мы помогли обуздать советскую военную мощь. Теперь мы должны точно так же помочь справиться с российской финансовой мощью. Пока это не произойдет, не получится воздать по справедливости за смерть 298 человек, которые погибли в тот трагический день три года назад.

Дэвид Патрикаракос (David Patrikarakos)
Фото: AFP 2017, Alexander Nemenov