?asopis argument, Чехия


 Родившийся в России (СССР) и переехавший в Чехословакию времен нормализации Александр Митрофанов дал интервью Чешскому радио, в котором сказал, что современная Россия вызывает у него отвращение. Цитата: «Россия для меня отвратительна». Митрофанов якобы туда не ездит, ибо «что там делать». По его словам, в России на поверхность вышло все «самое отвратительное», что есть в русском народе, и Митрофанову, наблюдающему с чешских просторов, это очевидно. Я вполне приемлю такое частное мнение, однако сомневаюсь, стоит ли нечто подобное говорить журналисту, который в авторитарной манере вещает общественности о России. Бывает ли отвращение к информации, и можно ли им что-то объяснить? Или мы имеем дело с очередным ценностным судом? Так или иначе, но факт в том, что подобные высказывания намного больше говорят о чешской медиа-среде, чем о самой России.

Без гнева и пристрастия?

Sine ira et studio («Без гнева и пристрастия») — принцип, который журналисты-активисты позабыли и больше не применяют, когда пишут не только о современной России, но и обо всем остальном. Вместо этого журналисты и некоторые эксперты дружно кидаются в политические бои, в которых встают на «правильную» сторону и выдают все это за борьбу во имя универсального идеала (или уже фата-моргана?) либеральной демократии.

При этом на поверхность выходят все большие противоречия либерального, хотя, наверное, точнее будет сказать неолиберального, дискурса, который, с одной стороны, не признает ненормальности некоторых меньшинств, а с другой, полон самых худших предрассудков, касающихся «непохожести» России. Я допускаю, что эти предрассудки распространяются и на другие незападные общества. Ведь с «евроцентризмом» в Чехии никто не борется.

Безапелляционно отметается расизм и ксенофобия по отношению к исламу, а также западный ориентализм. История конфликтов с исламским миром вычеркивается и объясняется историческими мифами и предрассудками, от которых нужно избавиться. С другой стороны, Россия по-прежнему является объектом высокомерных оценок и предрассудков. Историю соперничества с Россией считают адекватным доказательством того, что ее нужно поместить за новый европейский ценностный железный занавес ввиду ее «отвратительности» и, главное, опасности. Якобы с таким соседом жить невозможно, хотя и необходимо в силу географических причин. Если речь идет об исламе и мусульманском мире, то мы исправляем свои «ошибки». Но что касается России, то в отношениях с ней никогда не было допущено ни одного просчета. Мы это хорошо поняли и знаем. Откуда берется этот очевидный когнитивный диссонанс?

Ответ, разумеется, сложен и продолжителен. Если упростить и выбрать один аспект, то дело во власти, точнее в господстве. В нынешних обстоятельствах мусульманский беженец стал образом, который помогает поддерживать имидж Запада как универсального места, которое по своей воле разрушило мифологию, стереотипы, границы политических сообществ и другие ограничения социальных конструктов. Западные идеалы так же не привязаны ни к месту, ни к времени, как и скарб кочевников, который на Западе неосознанно возводится в образец.

С другой стороны, Россия является, скорее, местом краха неолиберальных реформ 90-х годов, провала западного экспорта неолиберального капитализма/демократии. Сегодня Россия — это страна, которая отвергает западную гегемонию, по крайней мере на словах и на символическом уровне. Россия утверждает, что — если упрощать — не нуждается в Западе (а беженец по определению в нем нуждается). Консервативная, но при этом мятежная Россия не «зеркалит» Запад и уже поэтому ставит под сомнение его ценности.

Нынешнюю ангажированную либеральную критику вряд ли можно расценивать иначе как нескрываемое продолжение политики, которая ведется уже иными средствами. Разумеется, с политикой так или иначе связана любая информация или идея, однако в данном случае предпочтение явно отдается черно-белому кичу, игре в добро и зло, созданию врага, демонстративному выбору «правильной стороны». Все это исключает самоанализ, но преподносится как «объективная» точка зрения. Таким образом, подавляются все несоответствия, дилеммы, противоречия, противоположности и внутренние конфликты субъекта, от имени которого на самом деле СМИ и вещают. Ни о каком познании речи тут не идет.

От ценностного суда к антропологии

Американский антрополог Клиффорд Гирц разработал два понятия, которые должны помочь в познании чужой культуры. Он предложил «эмик» подход и «этик» подход. Первый позволяет взглянуть на культуру изнутри, а второй — извне. Оба подхода важны. Первый — это попытка взглянуть на культуру глазами ее носителей, через то, что важно для них. С другой стороны, «этик» подход предполагает описание или изучение культуры и общества на основании межкультурного сравнения с помощью универсальной типологии культур. Преобладающий сегодня либерально-критический подход к России, несомненно, является этноцентрическим и аксиологическим, то есть наши собственные позитивные ценности превращаются в мерило, а их (явное или кажущееся) отсутствие признается недостатком и говорит об отвратительности другой стороны. Аргентинский историк Эзекиэль Адамовский отметил, что в либеральном понимании Россия — это фактически «страна недостаточности». Ей постоянно чего-то не хватает. И проблема либеральной критики заключается в том, что она ставит свои ценности на универсальный пьедестал. Однако ценности западноевропейского общества отнюдь не универсальны, что постмодернистское общество все же признало, но только не в случае России.

Эта недостаточность может быть следствием нашей собственной «недостаточности» — отказа от всякого антропологического подхода в оценке России. То есть такого, который интересовался бы особенностью России и не делал бы акцент на отсутствии позитивных ценностей либерального толка. Также нет стремления к тому, чтобы новости не были идеологически окрашены, а были результатом конкретного и как можно более объективного познания. Митрофанов прекрасно продемонстрировал, что Россия ему неинтересна: что ему там делать? Ведь он и так знает, что это за страна, и достоверность его совершенно не интересует. Он представляет Россию, собственно, без нее самой. И так на Западе уже давно заведено: одни отбирают у других их собственный голос и говорят за них. Так поступают с людьми другого цвета кожи, другой религии, с народами «без истории», с женщинами…

Постмодернистский либеральный дискурс выступает против нормативности большей части общества, но что поделать с нормативностью либеральной демократии в мире с разнообразием культур? Можно ли делать одно без другого? Если Россия не соответствует нашим представлениям о правильном обществе и еще ряду вещей, то что с ней делать? А что если России не нужна либеральная демократия, и она сама по себе создает собственный «коктейль» и образцы для себя? То, что мы не хотим пить этот «коктейль», вполне понятно. Как говорят в самой России, что русскому хорошо, то немцу — смерть. Именно здесь и должна проходить четкая граница, которую, к сожалению, нарушают те, кто восторженно относится к России, не желая принимать однобокий медиа-дискурс.

Песочить или наказывать

Пока основным решением этой проблемы остается «песочить и наказывать». Первое в Чехии, прежде всего, является проявлением психологической компенсации. Бывший гегемон превратился в объект гиперкритики, которая, кстати, косвенно подтверждает нашу собственную принадлежность к Западу и либеральной демократии. Мы становимся частью Запада хотя бы в собственных глазах, хотя, подливая масла в огонь конфликта с Россией, фактически рубим сук, на котором сидим. Напротив, то «плохое», что есть в нас, это остатки прошлого («большевизма в нас») или результат российского «влияния», которое скрывается, пожалуй, за любым отличающимся мнением.

Наказание — инструмент гегемонии и еще одно подтверждение западной мощи, хотя во многом наказание — только ритуал власти. Мятежную Россию наказывают за ее «недостаточность» словами и действиями (санкциями), потому что как любая аномалия (ненормальность) она является вызовом «порядку». Чем он менее справедлив, тем суровее нужно наказывать исключения и держаться одной линии.

Выше сказанное не означает, что Россию нельзя оценивать критически. Но критика не означает упреков, унижений или подтверждения идеологических предрассудков, которые сегодня, к сожалению, облегчают работу журналистам и хорошо продаются в информационно-развлекательной среде.

Современные отношения между Россией и Западом раскрывают недемократическую и нелиберальную суть международных отношений, которую представители чешской медиа-среды пытаются преподнести как игру в «хорошие» и «плохие» страны. Эта ангажированность объясняется не стремлением к миру или поисками равновесия, не борьбой за демократию в международных отношениях. И речи не идет о том, чтобы растолковать конфликт держав, описать его проявления и предостеречь от его последствий (Украина — тому пример). Это ангажированность во имя конфликта, инициатор которого прячется за опасным образом «хорошей державы», воплощающей ценности, которые мы разделяем. Именно поэтому такой акцент делается на «вопрос режима» в современной России. Поскольку этот режим не либерален, России можно отказать в праве на любые интересы.

Наконец, познание сегодня слишком часто сводится к чему-то вроде примирения с Гитлером. Неважно, что Владимир Путин очень далек от Гитлера и российский политический хамелеон не имеет ничего общего с фашизмом 30-х годов 20 века. Однако подобное сравнение гарантирует невозможность дальнейшего диалога, а для некоторых даже является причиной для третьего похода из Европы на русских.

Не знаю, можно ли сегодня хотя бы пытаться дознаться правды, навести мосты, по-веберовски понять и описать в духе Гирца. Можно ли перестать вариться в собственном соку, а вместо это прислушаться к внешнему миру. Взглянув на чешские СМИ и их «якоря», а также на их ухмыляющихся «детей» в виде некоторых «медиа-альтернатив», понимаешь, что в ближайшее время этого не предвидится.

Вероника Сушова-Сальминен (Veronika Su?ov?-Salminen)
Фото: РИА Новости, Алексей Дружинин/Антон Денисов/Пресс-служба президента РФ