Do Rzeczy, Польша


 Одни видят в российских праздниках признаки тяжелой болезни общества, другие — свидетельство его смерти, а третьи полагают, что Россия возрождается. Правда, в своей нынешней ипостаси она стала дьяволом и зомби в одном лице.
 
Чувство славянского братства, осторожность, да и простая порядочность требуют того, чтобы сначала поискать бревно в собственном глазу, а уже потом приступать к извлечению сучка из российского. С общенациональными праздниками в Польше тоже бывает по-разному. Это связано как с внутренней польско-польской войной, так и с самим набором государственных торжеств. У склонных к рефлексированию людей некоторое недоумение может вызывать в особенности 3 мая — годовщина принятия конституции, которая превратила строй государства из полудемократического в абсолютистский и даже авторитарный. Некоторым утешением служит тот факт, что в конце XVIII века термин «абсолютизм» звучал для широких масс столь же соблазнительно, как сейчас «демократия», хотя защитники демократии существовали и в те времена. Их деятельность не оставила равнодушной учебники истории и виселицы времен Восстания Костюшко. Бревна в своем глазу мы коснулись, значит, теперь можно смело браться за изучение чужих глазниц.
 
Окончательное решение проблемы инвалидов
 
Богатый материал для размышлений о состоянии российского общества предоставляют торжества в честь годовщины окончания Второй мировой войны, в России этот праздник называют Днем Победы. Его история выглядит довольно мрачно.

8 или (из-за разницы во времени) 9 мая 1945 года не состоялось или не началось ничего, что могло бы послужить солдатам, которые принимали участие в этой войне, причиной для радости. Ведь победу одержал не русский или советский народ, потери которого на фронтах и в тылу доходили до 42 миллионов человек, а Сталин и его властный аппарат. Вскоре это дали почувствовать самим солдатам. Самым суровым репрессиям подверглись те, кто чудом выжил в немецком плену или увидел жизнь в странах «загнивающего капитализма» и мог стать нездоровым элементом в обществе: их ссылали в лагеря или в лучшем случае подальше от больших городов. Бесчеловечно обошлись также с военными инвалидами (общее число людей с тяжелыми увечьями, потерявших на войне ноги, руки, половые органы, ослепших или полностью парализованных превышало 10 миллионов!): окончательно их проблему решили в 1950 году, в пятую годовщину Победы. Когда они начали заикаться о повышении нищенских пенсий, их просто выгнали из Москвы, руководствуясь как нежеланием удовлетворять их финансовые запросы, так и чисто эстетическими соображениями. Ведь как тут праздновать победу, когда вокруг эти «самовары» — так называли людей, лишившихся всех конечностей (согласно данным секретного доклада маршала Ивана Конева, солдат с такими страшными увечьями было около 86 000!).
 
В советские времена празднование Дня Победы разворачивалось в двух плоскостях. Официальные торжества, которые приобрели циклический характер в середине 1960-х годов, концентрировались на чествовании победителей из Кремля, а где-то на периферии (ведь в тоталитарных условиях частная жизнь была лишь периферией) в семьях вспоминали тех, кого забрала война, и старались как-то облегчить долю ветеранов. Те мешали официальным торжествам и продолжают мешать им до сих пор. С таким подходом к празднику в конце концов смирилась даже демократическая оппозиция, решив, что 9 мая — это точно не ее день.
 
Сегодня Крым, а завтра Рим
 
В последнее десятилетие увечный праздник увечной победы попал в жернова рыночного механизма, который вплетает все элементы торжеств в ткань пластмассовой масс-культуры. Эта тенденция усилилась после аннексии Крыма. В западном мире по той же причине особенно пострадало Рождество (как мы знаем, в сочельник родился Санта Клаус с этикетки «Кока-колы», что следует отмечать уже с середины ноября, совершая, по примеру волхвов, паломничества в торговые центры). Из собранных оппозиционными публицистами картинок с празднования Дня Победы самое больше впечатление производят уличные танцы в полосатых лагерных робах. Остальные образы вызывают меньшую оторопь, но выглядят столь же смешно, сколь и пугающе.
 
Например, работающие под вывеской саун и ночных клубов публичные дома публикуют объявления с сообщением, что каждый, кто переступит их порог 8 и 9 мая с георгиевской ленточкой, получит на услуги гетер скидку в 30%. Цветами этих лент украшают также резиновых поросят в мясных магазинах. Большой популярностью пользуются комбинезоны для младенцев защитной расцветки, бюстгальтеры и мужские трусы «пуш-ап» (что бы это ни означало) с изображение дула танка на соответствующим месте. Еще бывают торжественные зубные щетки (с портретом Сталина на упаковке) или «лимитированные коллекции» водки, пива, чипсов, мороженого, дезодорантов и туалетной бумаги. В кампании этого года привлекали внимание две вещи: в использующей символику победы рекламе звучит все больше сексуальных мотивов, а сама эта символика начала меняться (это все чаще серп и молот, а не георгиевская ленточка).

Тема секса возникает в том числе потому, что массы вспомнили о единственной в своем роде награде за победу. И вот наряду с воинственным лозунгом «Сегодня Крым, а завтра Рим» на машинах стал появляться призыв «В Берлин, за немками!» Таким образом новое поколение высказывает свое одобрение по поводу массовых изнасилований, совершенных красноармейцами, и заявляет о своей готовности продолжить борьбу в том числе на этом фронте международных отношений. Сложно отогнать от себя картину, которую подкидывает воображение: «самовар» следит издалека за проституткой и гопником, которые получили в виде Дня Победы новый повод для вакхических игрищ.
 
В любом случае такой способ празднования годовщины окончания самой кровавой гекатомбы в истории не может вызвать одобрения ни у одного культурного человека. Поэтому после 9 мая оппозиция подняла шум. В частности, появилась идея вообще перестать отмечать День Победы, раз это не удается сделать достойно. Такие призывы встретились в обществе примерно с той же реакцией, какую вызывают попытки вывести пьяного человека со свадьбы.
 
И, возможно, самый важный вопрос: как воспоминания о трагедии удалось превратить в карнавал? В чем заключается его суть? Каков масштаб той лжи, которая способствует одичанию общества?
 
Спросите раскрашенного в большевистские цвета подростка на улице Москвы, кого победила Россия в Великой Отечественной войне? «Как этого кого? Америку!» Кто-то более смелый скажет, что Запад, а в душе будет чувствовать, что весь остальной мир.
 
День единства. С кем?
 
В Польше принято считать, что курс политики Кремля стал диктаторским, экстенсивным и имперским с того момента, как Владимир Путин пришел к власти, и был сформулирован таким образом сразу же после прихода заслуженного полковника КГБ в Кремль. Между тем в первые годы президентства Путина интеграционные тенденции преобладали над имперскими. Политика российского президента во время его первого срока была ориентирована на модернизацию страны и ее сближение с евроатлантическими структурами.
 
Перелом, как считается, произошел на рубеже 2004 и 2005 годов. Сложно сказать, что это было: смена курса или просто сбрасывание масок. Как полагает непримиримая часть оппозиции, важным фактором в переориентации Путина послужило осознание того, что в западных структурах крадут не так, как в России и делают это не очень удобным способом. Более верной представляется, однако, идея о том, что Путин в какой-то мере стал заложником олигархов, которые вовсе не спешили в Европу, и постсоветского общества, которое не удалось в одночасье (даже за десятилетие) превратить в общество гражданское. Причины современной агрессивной политики Кремля, если постараться войти в положение ее руководителя, следует поискать в неотвратимости исторических явлений, а не в изначально существовавшем желании возродить Советский Союз. Россия, бразды правления в которой он получил на рубеже XXI века, напоминала (впрочем, в период нефтяного бума ничего в этом плане не изменилось) рухнувший совхоз, только простирался он от Смоленска до Владивостока. А превратить совхоз в Швейцарию — выше человеческих сил.
 
Последним шагом модернизационной предымперской политики Путина (как бы парадоксально ни выглядело это с российской перспективы) была замена праздника в честь годовщины Октябрьской революции (7 ноября) на День народного единства (4 ноября). Для поляков и россиян с националистическими взглядами — это годовщина изгнания поляков из Кремля. Задумка, однако, была более глубокой.
 
Речь шла не о праздновании победы над поляками, а о желании увековечить момент, в который после трагической смуты и гражданской войны россияне смогли переступить через личный или сословный эгоизм и солидарно установить в Москве власть, момент победы над раздробленностью и обретения независимости. Этот праздник был призван стать не столько заменой, сколько антитезой годовщины революции. 4 ноября 1612 года народ сумел учредить законную власть, поскольку сословия были готовы к диалогу и уступкам. В свою очередь, 7 ноября 1917, раздираемый внутренними противоречиями и претензиями, охваченный ненавистью и алчностью народ совершил коллективное самоубийство, отдав власть в стране шайке кровавых уголовников.
 
Так суть праздника была представлена в работах президентских исторических комиссий, которые, что характерно, состояли тогда по большей части из бывших диссидентов и антикоммунистов. Его пропагандистская цель заключалась в том, чтобы напомнить всем россиянам (как живущим в нищете массам, так и купающимся в роскоши элитам), что они составляют единый народ, а для восстановления общественной жизни им понадобится единство и солидарность.
 
Однако ничего не вышло. Все эти 12 лет его смысл остается понятным лишь горстке прежних советников Путина, ставших сейчас самыми непримиримыми оппозиционерами, народ же считает 4 ноября просто нерабочим днем, который достался ему взамен за упраздненный праздник Великого Октября.
 
Если продолжить линию (несколько наивной) веры в изначально добрые намерения Путина, можно предположить, что отказ россиян от единения и праздника Единства стал одним из факторов, который обусловил резкий разворот кремлевской политики, или по крайней мере сигналом, что с этим обществом солидаристское государство построить невозможно. Хотел ли Путин на самом деле построить такое государство, это тайна самого президента и его духовника Тихона Шевкунова, который занимается съемкой фильмов с многомиллионными бюджетами в духе нынешней идеологии Кремля. В них он изображает Россию Третьим Римом, а своего подопечного — новым императором Византии.

Сейчас в День народного единства народ пьет водку и ест салаты с майонезом, не более того.
 
Пан, часы давай!
 
Праздничное меню в российских домах выглядит на каждый праздник практически одинаково. Россияне ставят на стол по случаю Дня Победы, Дня единства, Дня женщин, 1 мая и на Новый год одно и то же. Светские постсоветские поводы для обжорства и пьянства оказались сильнее православных праздничных обычаев. Возвращение отдельных атрибутов праздников дореволюционных времен оказывается не больше чем временной декорацией, которая не меняет содержания. В семейном и социальном плане эти торжества похожи друг на друга как две капли воды.
 
О печальном состоянии российского общества свидетельствует пышность празднования Дня Победы, который стал наравне с Новым годом важнейшей датой светского «литургического календаря». Сопровождающая праздник эстетика агрессии против всего остального мира, приправленная порнографией, служит, по мнению пессимистов из кругов историка Андрея Зубова и лидера Партии народной свободы Михаила Касьянова, доказательством того, что вперившийся в телевизор российский зомби окончательно отдал себя во власть дьявола. Добавлю, что на последних выборах в Думу Зубов и Касьянов получили меньше 2% голосов, то есть их христианско-демократическая программа не получила широкой поддержки.
 
Те, кто помнят, как Красная армия освобождала Польшу, могут с горечью констатировать: «nihil novi sub sole». Ведь отличительным знаком победителей-освободителей уже тогда были, мягко говоря, секс и агрессия. Можно еще вспомнить о теме наручных часов, на это уже аспект сложных польско-российских отношений.

Габриэль Михалик (Gabriel Michalik)
Фото: РИА Новости, Максим Блинов