L'Express, Франция

Семь кандидатов из одиннадцати увлечены Владимиром Путиным. Небывалое дело для французской кампании. L'Express обратился за комментариями к философу Мишелю Эльчаниноффу (Michel Eltchaninoff), который в 2015 году рассказал о консерватизме российского лидера в книге « голове Владимира ПутинаВ», а недавно выпустил « голове Марин Ле ПенВ».
L'Express: С чем связано наблюдаемая у большинства кандидатов в президенты Франции увлеченность российским лидером?
Мишель Эльчанинофф: Его позиции перекликаются с вопросами и тревогами французов. Прежде всего, это касается его нравственного консерватизма. Призыв Путина к возвращению к христианским корням Европы в 2013 году не остался незамеченным движением против однополых браков в 2012-2013 годах, а идея путинизма о нравственном упадке Запада поднималась Эриком Земмуром (Eric Zemmour) во В«Французском самоубийствеВ».
Часть французского общества стремится к авторитету, который Путин воплощает почти карикатурным образом со своим имиджем сильного лидера, уверенного в себе руководителя. При Олланде все это только усилилось при сравнении его постоянных колебаний с путинской решительностью.
Еще одним мотивом является антиамериканизм, которого придерживается часть французского общества в силу антиимпериализма среди левых и наследия голлизма у правых и центристов.
Наконец, эта притягательная сила связана с глубинным страхом французского общества, его неприятием стандартизации мира в эпоху интернета и культурного доминирования США. По мнению многих, В«российский путьВ» Путина становится символом противодействия такой гомогенизации…
— Эти перемены связаны с подъемом популизма по всей Европе…
— Именно так. Владимир Путин приветствовал В«подъем массВ» против элиты в западных странах. По его словам, европейскому руководству следовало бы перенять его модель: вертикаль власти, государственная идеология, авторитет. Поэтому его поддержка популистских и антиевропейских движений вполне логична. Популисты играют ему на руку тем, что вносят вклад в развал Европейского Союза. Теплый прием Марин Ле Пен в Москве в конце марта стал тому подтверждением.
— Почему российская мягкая сила так эффективна?
— Потому что она опирается на слабости и страхи противника. Российская информационная стратегия прекрасно вписывается в тенденцию потери доверия к традиционным СМИ.
Не стоит забывать, что политика влияния и дезинформационные технологии были разработаны еще при СССР: движения против империализма и за мир направлялись компартиями по всему миру против США, хотя сам Советский Союз понемногу воевал повсюду. Сегодня власти было достаточно модернизировать разработанные в 1950-1960-х годах инструменты.
Предложенные в российском информационном наступлении простые решения могут показаться привлекательными, хотя и не отвечают дипломатическим нормам: никакого разделения властей, нарушения на выборах, массовая пропаганда в СМИ, культура личности, отсутствие прав у оппозиции и уважения к свободам меньшинств.
— Что выдумаете насчет отношений Франсуа Фийона и Владимира Путина?
— Их близость в нравственном консерватизме очевидна. Кстати говоря, Франсуа Фийон присутствовал на заседании Валдайского клуба в 2013 году, когда Путин произнес речь о традиционных ценностях: авторитет власти, патриотизм, неприятие однополых браков. Оставивший к тому моменту кресло премьера Фийон критиковал Францию за ее бессилие в Сирии.
Честно говоря, мне не по душе использование фигуры де Голля для объяснения его близости к Путину. Часто звучат утверждения, в том числе у некоторых других кандидатов, о необходимости альянса с Путиным и Асадом против В«Исламского государстваВ» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.) по аналогии с союзом Запада со Сталиным против Гитлера. Мне же кажется проблематичным тесное сотрудничество с недемократическими режимами: первый пронизан коррупцией, а второй убивает собственный народ.
Кроме того, альянс со Сталиным привел к захвату Центральной и Восточной Европы Москвой и полувековой холодной войне. Наконец, де Голль участвовал в строительстве Европы, а Путин стремится разрушить ее.
— А что насчет Жана-Люка Меланшона?
— Его источником поддержки Путина становится антиамериканизм. Для него тот является символом харизматичного лидера, который выступает против либерального и капиталистического порядка. Но путинская Россия ни в коем случае не противостоит капитализму. Ее притягательность в том, что она представляет собой В«гадкого утенкаВ» глобализации.
Черно-белое восприятие мира Меланшоном напоминает старую идеологию Компартии, что удивительно, так как он в ней не состоял. Его непонимание стремления маленьких стран Восточной Европы (Белоруссия, Украина, Прибалтика) к независимости напоминает советский менталитет: право голоса есть только у грандов.
Заявления Меланшона, не признающие всех сложностей реального положения дел, прекрасно сочетаются с путинской пропагандой. Его реакция на убийство Бориса Немцова, В«политического хулиганаВ», в 2015 году была просто поразительной: В«Первая политическая жертва этого убийства — ПутинВ».
Недавно он спутал Немцова с Навальным и назвал его антисемитом. Навальный, конечно, может не нравиться. Одно время он заигрывал с национализмом, но это не делает его антисемитом. Меланшон не утруждает себя деталями. Как бы то ни было, обвинения в восхищении Путиным несколько смутили его, и он попытался ответить на них критикой репрессий против гомосексуалистов в Чечне.
Что касается Эммануэля Макрона, у него нет симпатии к путинскому режиму и идеологии. В то же время его формулировки настолько туманны, что вероятное направление его политики до сих пор не ясно. В«Нужно переосмыслить отношения с РоссиейВ». « ближайшее время крымский вопрос не решитьВ». Все это может означать намерение поразмыслить перед тем, как действовать или готовность принять свершившийся факт. Тут необходимы прояснения.
Катрин Гуэзе (Catherine Gouëset)
Фото: РИА Новости, Михаил Климентьев