New Eastern Europe, Польша


 В феврале 2014 года войска без опознавательных знаков вторглись в Крым и стремительно захватили ключевые военные и стратегические объекты. Был спешно организован референдум, хотя он и нарушал украинский закон и международные нормы. Российская пресса утверждала, что 97 процентов проголосовавших высказались за аннексию, а явка составила 83 процента. Хотя эти цифры цитировались международными СМИ, доклад Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (который был размещен на сайте president-sovet.ru) показывал, что за объединение с Россией проголосовали лишь от 15 до 30 процентов крымчан. Когда случай с псевдореферендумом замяли, между недавно провозглашенной Республикой Крым и Российской Федерацией был подписан договор о начале процесса интеграции.

За этот период полуостров подвергся настолько радикальным изменениям, что местные жители часто говорят: мол, заснули в одной стране, а проснулись в другой. В то время как переход власти от Украины к России был торжественно и с восторгом встречен пророссийской частью населения Крыма, значительная доля проукраинского населения почувствовала себя в столь опасном положении, что предпочла покинуть полуостров. Первая волна эмиграции прокатилась довольно рано, когда стало ясно, что Украина не собирается вставать на защиту своей территории, а «зеленые человечки» стали полными хозяевами положения. Вторая волна последовала после спорного референдума, когда незаконная оккупация была объявлена «аннексией».

Неизвестные данные

К сожалению, у нас нет достоверных статистических данных о численности перемещенных в результате российской оккупации лиц. Вначале статистические данные собирались Государственной службой Украины по чрезвычайным ситуациям, впоследствии этим стало заниматься Министерство социальной политики. Заместитель министра Виталий Мущинин отмечает, что число зарегистрированных внутренне перемещенных лиц (ВПЛ) из Крыма —около 20 тысяч — это всего лишь малая их доля. Еще один повод скептически отнестись к этому показателю состоит в том, что чистый отток населения из Крыма, о котором заявляют пограничные службы Украины, в три раза превышает цифры, представленные Министерством социальной политики. ВПЛ, которые покинули Крым, теперь рассредоточены по всей Украине. Чтобы собрать опыт тех, кто был вынужден сменить место жительства в результате конфликта, я на протяжении двух лет проводила опросы, за это время мне удалось побеседовать с 125 жителями.

Моя первая задача состояла в том, чтобы разобраться в причинах, по которым люди уезжали. Грубое злоупотребление властью со стороны новых властей создало ситуацию, в которой многие покидали дома, чтобы сохранить собственные права, свободы или, в некоторых случаях, жизнь. К сожалению, районы, принимавшие мигрантов, были плохо подготовлены к их размещению. Хотя правительству явно не хватало опыта и ресурсов для решения проблемы внутренне перемещенных лиц, украинский народ, вдохновленный Революцией достоинства, проявлял как волю, так и желание помочь тем, кто прибыл из Крыма. На основе взятых интервью можно сделать два главных вывода: во-первых, перемещение населения способствовало развитию новой гражданской идентичности, которая потенциально способна объединить украинцев и заполнить пустующую нишу национального самосознания. Во-вторых, налицо глубокое разочарование в украинском государстве, которое сильнее всего проявляется в ощущении покинутости и предательства со стороны правительства. Главная задача сегодня состоит в том, чтобы преодолеть барьеры и разрешить проблемы, стоящие на пути интеграции ВПЛ, так чтобы государство и общество могли работать сообща.

На вопрос о причинах отъезда мои респонденты прямо и недвусмысленно заявляли, что они не согласны со сменой власти и не собираются жить при оккупационных властях. Все они стремились сохранить свои основные права: будь то политическое мнение, вероисповедание, чувство безопасности или желание избежать пыток и смерти. Право на политическое мнение нарушалось угрозами и фактическим исчезновением многих крымчан, выступавших в поддержку Украины. Право не подвергаться пыткам нарушалось избиениями арестованных. Ускользало и право на личную жизнь, поскольку обыски домов и школ стали обычным явлением. Главной мишенью были выбраны религиозные организации. Так, Украинской православной церкви пришлось отказаться от ряда своих помещений, а полиция проводила зачистки мечетей, в некоторых случаях задерживая каждого человека, выходящего с пятничной молитвы, для снятия отпечатков пальцев и проведения теста на ДНК.

Учитывая эти условия неудивительно, что крымские татары окрестили политику фактических властей «гибридной», или скрытой, депортацией. Если вспомнить о распространявшихся совсем недавно листовках с инструкцией о том, что брать с собой в случае «эвакуации», ничему удивляться не приходится. Крымские татары проводят параллели между собственным опытом и опытом европейских евреев, оказавшихся в руках третьего рейха. Травматическое прошлое (как крымских татар, так и европейских евреев) в некотором смысле возвращается в настоящее. Термин, который часто используют для выражения этого понятия — «гибридная депортация». Он передает чувство уязвимости и исторической несправедливости и фиксирует ситуацию, в которой выбор в пользу отъезда оказывается вынужденным.

Граждане второго сорта

Украинское правительство не было готово к притоку внутренне перемещенных лиц. Официальные представители, опрошенные в ходе этого исследования, с готовностью признали отсутствие у них соответствующего опыта, результатом чего и стали заметные упущения в политике и мерах защиты. Свою роль здесь сыграла и коррупция. Политика правительства фактически привела к ситуации, когда внутренне перемещенные лица не пользуются полным набором прав в так называемой свободной Украине. Об этой проблеме в частности свидетельствует право на участие в голосовании. Так, в июле 2015 года парламент Украины утвердил закон, который не позволяет ВПЛ участвовать в местных выборах. К тому же, согласно украинскому законодательству, не признаются действительными ни свидетельства о рождении, ни свидетельства о смерти, выданные на оккупированных Россией территориях. Семьи обязывают проходить через отнимающие массу времени и потенциально дорогостоящие судебные процедуры, чтобы они могли легализовать свое пребывание. Банки — еще один пример политики перегибов в отношении ВПЛ. Одной из первых мер, предпринятых украинскими властями после оккупации, было замораживание денежных средств крымчан в украинских банках на оккупированной территории. Некоторые из них смогли восстановить свои средства благодаря усердному вмешательству НПО, в то время как другие потеряли их безвозвратно. Более того, граждане Украины с крымскими документами не могли открыть в самой Украине новый банковский счет.

Короче говоря, ВПЛ с оккупированных территорий считают, что политические методы правительства Украины делают из них граждан второго сорта, присоединенных к государству, но не в качестве полноправных политических субъектов. Украинское правительство, кажется, говорит, что территория была оккупирована противозаконно; однако ВПЛ воспринимают это как форму отказа и осуждения. Ходят слухи о том, что официальные лица называли людей, принявших российские паспорта, без которых невозможно жить на контролируемой Россией территории, «предателями».

Тот факт, что Украина не защищала Крым от российского вторжения, вкупе с ущемлением прав и нехваткой базовых пособий на континентальной Украине заставили многих ВПЛ поверить, что предали по сути их самих. За словом, которым это описывается, «предательство», тянется целый шлейф смыслов, поскольку со времен Второй мировой войны его также использовали для дискредитации и лишения гражданских прав крымских татар. После оккупации 2014 года украинцы вопрошали, почему крымские татары не взяли на себя функции украинской армии и не вызвались защитить полуостров от российских захватчиков. В этом подборе слов чувствуется неловкая ирония, если учесть (не встречающую взаимности) преданность Украине крымских татар, которую они демонстрировали на протяжении более двух десятилетий в независимой Украине.

Вдобавок ВПЛ, которые оставили свои дома, работу и личные вещи на оккупированной Россией территории, могут нуждаться в финансовой помощи. Лица, зарегистрированные в качестве внутренне перемещенных, имеют право на получение небольшого регулярного пособия. Однако сумма эта настолько мала, что на самом деле обращается за ней самая незначительная часть ВПЛ из Крыма. Другим ограничением является то, что льготы в высшей степени зависимы от обстоятельств, и есть множество факторов, способных их аннулировать. Например, если человек в течение одного месяца сидит без работы, пособия сокращаются наполовину. По завершении двух месяцев их перестают выдавать вовсе. В результате в поддержке отказывают именно тем, кто больше всего в ней нуждается. Представители Министерства социальной политики полагают, что логика здесь в том, чтобы избежать зависимости и предложить стимул для работы.

Но и с работой дело обстоит непросто. Если раньше НПО занимались больше приемом и размещением ВПЛ, то теперь в фокусе их внимания проблема занятости: подготовка ВПЛ к открытию малого бизнеса, а также предоставление грантов и займов. Это мудрый подход; Министерство социальной политики отмечает, что число ищущих работу превышает количество рабочих мест, а те, что доступны, — низкооплачиваемые.

Особая роль

С прицелом на будущее правительство Украины пытается решать вопросы занятости и жилья, с которыми сталкиваются внутренне перемещенные лица, при поддержке международных организаций. Основными донорами считаются Всемирный банк и Фонд развития Организации Объединенных Наций. За последние два года Группа Всемирного банка предоставила Украине 4,7 миллиарда долларов США. Международная организация по миграции и Верховный комиссар Организации Объединенных Наций по делам беженцев также принимают активное участие, распределяя гуманитарную помощь среди наиболее нуждающихся семей, а также выдавая субсидии и кредиты тем, у кого есть многообещающее деловое предложение.

Несмотря на слабые ответные меры со стороны правительства в отношении ВПЛ украинское гражданское общество приняло их с энтузиазмом. Протесты Евромайдана привели к формированию скоординированных гражданских сетей, которые обратили свое внимание на ВПЛ после того, как революция была уже позади. Это явление крайне важно. После конфликта с Россией на востоке и оккупации Крыма на юге у людей стало появляться более четкое понимание того, что значит быть украинцем. Эта новая гражданская идентичность, первоначально отмеченная тем, что общим врагом признавался Владимир Путин, окрепла, чтобы вобрать в себя признание целостности украинской и крымскотатарской истории и новое чувство расширения возможностей в политической сфере. ВПЛ из Крыма это уже не просто жители далекого края — они занимают уникальное положение в деле просвещения. Если раньше средний украинец очень мало знал о Крыме или крымских татарах, то теперь, после оккупации, интерес к ним резко возрос. Кулинарные клубы, мастер-классы, личная дружба и расцвет новых предприятий, открытых предпринимателями из числа перемещенных лиц — все они помогают заполнить этот пробел. ВПЛ считают, что им отведена особая роль — способствовать психологической подготовке украинского населения к тому дню, когда с Крыма (как мы надеемся) будет снята оккупация.

Главной общей ценностью здесь является именно свобода. Она не только объединяет самых разных людей по всей Украине, но и обосабливает их от русских, которые, по-видимому, не ценят свободу мысли или совести. Хотя слова свободы едва ли удивят в этот послереволюционный момент, сближение крымских татар и украинцев в этих условиях обозначает сдвиг по сравнению с разобщением и подозрениями, которые существовали между двумя группами в прошлом. Важно подчеркнуть, что эти настроения были присущи не одним только крымскотатарским ВПЛ. Общим рефреном среди всех этнических групп стало утверждение о том, что, в то время как раньше украинский народ разделяла этническая принадлежность, теперь это политическая лояльность.

Новое ощущение «украинскости»

Важнейшая часть этой гражданской идентичности зависит от создания коллективного прошлого — процесса, который тесно переплетается с проектами сплочения нации. Такие вещи, как участие в битвах на одной стороне, общие свадебные обряды с похожими мелодиями, общие топонимы, стиль одежды татар и казаков и, конечно же, ценности, на современной Украине считаются общим достоянием. Это новое ощущение «украинскости» усиливается растущим осознанием способности заявить о себе миру. До определенной степени ВПЛ воспринимали свой отъезд как потерю, которая одновременно подразумевала новые возможности. И в этом коренной отличие от прошлого, когда в господствующем нарративе неизбежно присутствовала идея репрессий со стороны Советов либо в форме коллективизации, либо депортации 1944 года, либо Голодомора. Хотя тема депортации и ее наследие дискриминации отразилась в метафоре «гибридная депортация», ВПЛ ставят под сомнение любой дискурс, подразумевающий виктимизацию или психологию жертвы, и отдают предпочтение таким выражениям, как «переступить порог» или «перевернуть страницу».

Трудно предсказать, что ждет Украину в будущем: продолжит ли она укреплять свое национальное самосознание, или же вечные измены и предательства подорвут формирование новой политической культуры. Озабоченность людей тем, что на Украине их могут назвать «предателями» и подвергнуть депортации, является отрезвляющим напоминанием о том, что настроениям украинцев после Революции достоинства еще только предстоит вылиться в надежные и прочные институты гражданского общества. Навестив пожилых родителей в оккупированном Крыму, один ВПЛ отметил противоречивость самого положения перемещенного лица, подчеркнув то, что мигранты всегда испытывают неудобство: будь то возвращение в оккупированный Крым или жизнь в свободной Украине.

Грета Уэлинг (Greta Uehling) — преподаватель факультета сравнительных и международных исследований в Центре исследований России и Восточной Европы Мичиганского университета (Энн-Арбор).
Фото: РИА Новости, Тарас Литвиненко